Так, на страницах культового журнала опубликовали рассказ центральной фигуры российского соц-арта – писателя Владимира Сорокина. То ли заморские читатели так сильно очаровались, то ли ничего не поняли, литературный редактор Дебора Трейсман вызвала писателя на серьезный разговор и потребовала объяснить, что же на самом деле происходило в его «Красной пирамиде».
Дебора Трейсман: Ваш рассказ «Красная пирамида» вращается вокруг встречи на платформе поезда между молодым студентом факультета журналистики Юрой и загадочным, всезнающим, но каким-то странно невыразительным человеком. Только без спойлеров, сами то вы хорошо представляете, кто или что это за человек?
Владимир Сорокин: Допустим, Юра встретил ангела. В жизни мы все, в конце концов, встречаемся со Странным Человеком. Он у каждого – свой. И сдержать его реальностью нельзя. Именно такой человек и сообщает нам о поразительных вещах. Когда мы встречаемся с подобными Странными Людьми, то пытаемся «объяснить» их в привычных человеческих терминах. Гипнотизер. Наркоман. Шизофреник, наконец… Как правило, эти встречи быстро забываются, они просто вытесняются из памяти.
ДТ: Мужчина сообщает Юре, что на Красной площади стоит красная пирамида, издающая красный рев. Эта пирамида – ваша находка? Это связано с пирамидальным мавзолеем Ленина? Неужели это – красный рев коммунизма? Или я пытаюсь читать слишком буквально?
ВС: Чем дальше я ухожу от советской эпохи, тем больше ужаса вызывает во мне жизнь, которую мы вели в то время; его античеловеческая сущность становится все яснее и яснее. Как практикующий соц-арт в начале восьмидесятых, я ходил в библиотеку и читал газеты тридцатых годов. Определенный рев действительно исходил из текстов в этих газетах, из коллективной сталинской паранойи, рев, который ставил перед собой единственную цель – сокрушить каждую отдельную личность и подчинить ее коллективной воле. Все, что связано с религией или мистикой, приводило большевиков в ярость. Они разрушали храмы и убивали священников. Дубинка коммунизма выбила из человека духовность, чтобы превратить его в послушную машину, часть трактора, танка, стола или заводской конвейерной ленты.
ДТ: Почему действие происходит в начале шестидесятых годов прошлого века?
ВС: В Советском Союзе в начале шестидесятых годов, после полета Юрия Гагарина в космос, произошел последний всплеск «романтического» коммунизма. Это было идеальное время для встречи с ангелом, который мог рассказать мистическую правду о Ленине и проекте Сталина. В тридцатые годы Юра просто сбежал бы от этого странного человека, приняв его за белогвардейца, которого почему-то не добили. В суровые сороковые годы войны Юра не обратил бы на него внимания, как если бы он был просто сумасшедшим. А в ироничные семидесятые, когда в коммунизм уже не верили, Юра просто согласился бы с толстяком. После чего он не пропустил бы остановку во второй раз, добрался бы до дня рождения Наташи, рассказал бы всем о своей юмористической встрече, и все одобрительно засмеялись бы. В подарок Наташе он привез бы не дедушкин экземпляр Уитмена, а булгаковский «Мастер и Маргарита». И он бы потратил свою стипендию на Led Zeppelin, а не на Дэйва Брубека. И история, конечно, была бы совсем другой.
ДТ: Юра в молодости, кажется, придерживается партийной линии. Став взрослым, он, возможно, заигрывает с инакомыслием. Он публикует скандальную статью, из-за которой его вызывают для дачи показаний перед партийным комитетом. Повлияла ли на его поведение как-то встреча на перроне поезда?
ВС:Конечно, такие встречи не могут не сказаться на человеке. Но Юра писал не диссидентскую статью, а просто высказывал мнение по какому-то вопросу (например, озеленение улиц Москвы), которое шло вразрез с линией партии. Даже это считалось инакомыслием и наказывалось соответствующим образом.
ДТ:Считаете ли вы «Красную пирамиду» историей о привидениях? Аллегория? Загадка, которую предстоит решить читателям? Ни один из вышеперечисленных?
ВС:Думаю, я бы просто счел этот текст коротким рассказом.
Еще одно событие, которое могло бы с легкостью лечь в основу какого-нибудь концептуального романа, произошло в столице с Виктором Пелевиным. Точнее – не совсем с ним. Если еще точнее – то совсем не с ним, но все поверили в обратное и бросились брать автографы.
